Монастырь курки как доехать, Рассказы г (Чехов) — Викитека
Приехав в Молдову, обязательно посетите это замечательное место. Вообще фраза, как бы она ни была красива и глубока, действует только на равнодушных, но не всегда может удовлетворить тех, кто счастлив или несчастлив; потому-то высшим выражением счастья или несчастья является чаще всего безмолвие; влюбленные понимают друг друга лучше, когда молчат, а горячая, страстная речь, сказанная на могиле, трогает только посторонних, вдове же и детям умершего кажется она холодной и ничтожной. Расставшись с дедом, Кирила постоял среди площади, подумал и пошел назад из города. Михаило-Архангельский приход пос.
Добраться можно на пригородной электричке от Петрозаводска 46 км : железнодорожная станция Кондопога располагается на линии Санкт-Петербург — Мурманск. Также сюда ходят рейсовые автобусы от Петрозаводска, Медвежьегорска, Пудожа и Сегежи. Административная принадлежность: Архангельская область, однако территориально Соловецкие острова тяготеют к Карелии. Филиппом Колычевым. В XVII веке использовался царскими войсками как очаг сопротивления никонианским преобразованиям.
В эпоху советской власти здесь находился первый в стране лагерь «особого назначения» - именно в эту пору монастырские постройки были практически полностью разрушены, и начали восстанавливаться лишь в году. Сегодня Соловецкие острова — центр паломничества и популярное у туристов место для экскурсий в Карелии. Неповторимая, царящая сегодня на Соловецких островах, несмотря на тяжелую историю архипелага, атмосфера душевного покоя, благости и уединения — то, что привлекает сюда романтиков и творческих людей со всего мира.
Жизнь на острове протекает спокойно и размеренно, и одно только умиротворенное наблюдение за этой неспешной жизнью вселяет в душу покой и дает ощущение простоты и легкости чего обычно так не хватает жителям больших и сложных городов. Наибольший интерес для туристов и паломников представляют несколько островов архипелага: Большой Соловецкий остров, Большая Муксалма, Анзер, Большой Заяцкий.
Как добраться: поездом до г. Кемь, откуда по Белому морю на нанятом катере или рейсовом теплоходе — до Соловецких островов. Также до Соловецких островов можно добраться из Архангельска. Безусловно, Карелия наиболее популярна и привлекательна для туристов весной и летом: именно в это время становятся доступны водные маршруты по прекрасным карельским рекам и озерам. Однако и зимой здесь есть, чем заняться. Множество карельских туристических компаний предлагают самые разные виды зимних развлечений и вариантов проведения досуга:.
Природные условия, ландшафты и исторические памятники обусловили популярность Карелии, как одного из крупных центров туризма, особенно водного, так как все озера и большинство рек Карелии как будто созданы для путешествий на байдарках, катамаранах, плотах и рафтах. По Ладожскому и Онежскому озерам проходят линии речного пароходства. В Карелии самой природой созданы все условия для путешествия: чистая питьевая вода, сухие поляны, покрытые толстым слоем мха и вереска, и сухие дрова для костра.
Здесь также можно проводить походы: пешеходные — до 3 категории сложности, водные и лыжные — до 4-й, но водные походы здесь наиболее популярны и интересны — каждый найдет себе маршрут по душе и по силам, от 1 до 3 с элементами 5 категории сложности. Хотя реки Карелии имеют частые и продолжительные плесы участки спокойной воды практически без течения и многочисленные большие и малые озера , ярко выраженные перепады в рельефе создали мощные пороги, интересные в спортивно-техническом отношении.
Очень популярны в мае короткие маршруты на р. Тохмайоки и Уксунйоки Северное Приладожье. Естественные препятствия — пороги и озера. Искусственные препятствия — лотки и плотины, а также руины бывших ГЭС и прочая. Как добраться: поездом до железнодорожной станции Лоухи направление на Мурманск , откуда — нанятой автомашиной до места стапеля на озере Кереть. Сплав по Керети до впадения в Белое море и заброшенной деревни Кереть, откуда нанятой автомашиной либо обратно до ст.
Лоухи, либо до ст. Описание маршрута: Категория сложности: 2 с элементами 3. Кереть — одна из самых крупных карельских рек. Маршрут пролегает через лесотундру и таежные леса, начинаясь на выходе из озера Кереть, и заканчиваясь впадением в Кандалакшский залив Белого моря.
С захватом реки Лоушка этот маршрут становится насыщеннее и интереснее: на нем порядка 30 препятствий различной степени сложности. Препятствия на Керети многоводны, устье реки — широкое, пороги необходимо осматривать с берега, чтобы намечать траекторию прохождения, а успешное прохождение порогов во многом зависит от опытности и слаженности работы экипажа. Возможно также сделать ти километровый пеший переход от устья Лоушки до устья Керети, откуда проплыть морем до мыса Красная Луда.
Беломорск, оттуда — на нанятой автомашине до р. Охта машину лучше заказывать заблаговременно , сплав по Охте до Подужемской ГЭС, оттуда — автобусом до г.
Оптимальное плавсредство: байдарка с обносом Кивиристи и Охта-порога , катамаран. Описание маршрута: Категория сложности: 3 с элементами 4. Живописные берега и озера Муезеро, Воронье , которые довольно сложно преодолеть на веслах, без мотора или паруса особенно, на катамаранах без киля.
На маршруте более 40 препятствий самой разной степени сложности: от едва заметных шивер до серьезных порогов категории. Река находится на пределе байдарочных возможностей, однако, при определенной сноровке и слаженности работы экипажа, ходится и на байдарках.
Достопримечательности на маршруте: Помимо прекрасной как всегда карельской природы, на Охте есть что посмотреть: Церковь святой Троицы XVI века на Троицком острове на оз. Муезеро; Музей под открытым небом на острове Добрых Духов на оз. Вороньем, где проезжие туристы год за годом оставляют на память о себе самые невообразимые забавные поделки: на сегодня здесь собралось уже более поделок.
Как добраться: поездом до Петрозаводска, оттуда — другим поездом Петрозаводск-Костомукша до станции назначения, в зависимости от выбранной точки начала маршрута. Несколько вариантов:. Точка выброски: поселок Гирвас, откуда ходят рейсовые автобусы в Кондопогу. Также отсюда можно на нанятом автомобиле доехать до водопада Кивач.
Описание маршрута: Категория сложности: в высокую воду — 3. Река Суна протекает по территории Средней и Южной Карелии. Суна берет исток из озера Кивиярви, и впадает в Кондопожскую губу Онежского озера. У самых истоков река совершенно не подходит для сплава и напоминает скорее ручей, нежели реку. На Суне раньше было несколько водопадов: на участке между озерами Викшозеро и Сундозеро, кроме популярного водопада Кивач 10,7 м были еще водопады Гирвас 14,8 м и Пор-Порог 16,8 м , которые сегодня на месте порога Гирвас перехвачены плотиной, и сегодня они питают турбины Пальеозерской и Кондопожской ГЭС.
По этой причине Суна изрядно измельчала: настолько, что водопад Кивач зимой стал замерзать. Для начинающих туристов особенно хорош маршрут по цепочке озер от озера Вендюрского до Линдозера. Наиболее популярный туристический маршрут начинается от Поросозера до поселка Гирвас, другие маршруты начинаются выше по течению — с притоков Суны есть масса различных вариантов, все зависит от того, сколько у вас времени.
Ходовая часть маршрута от Поросозера — 8 дней. Самые интересные препятствия: пороги Валазменский, Мельничный, Маркоткоски, Длинный. Цепочка озер на маршруте: Поросозеро, Пяльвозеро, Линдозеро, Викшозеро.
В дельте реки представлена вся карельская природа во всем ее многообразии: это основа заповедника «Кивач» - одного из старейших заповедников России, заложенного в году. На территории заповедника представлены все основные формы рельефа южной Карелии. Водопад Кивач , который расположен на реке Суна, считается вторым по величине водопадом равнинной Европы, после Рейнского.
Также в Гирвасском разрезе Суны располагается всемирно известный памятник геологии мирового значения: Вулкан Гирвас. По мнению ученых, один из самых древних на земле вулканических кратеров, возраст которого приблизительно 3 млрд. Выброска с маршрута также на нанятой автомашине в Петрозаводск неподалеку от порога Малый Толли.
Описание маршрута: Категория сложности маршрута: 2 с элементами 4. Сплав производится преимущественно по Верхней Шуе — именно там расположено большинство спортивных препятствий. Однако есть варианты старта с притоков Шуи. Популярный умеренно-экстремальный летний маршрут начинается от истока р. Суойоки, из оз. Суоярви, до впадения в р. Шуя и включает пороги Верхней Шуи.
Верхняя Шуя очень популярна на майские праздники: уровень воды весной здесь выше летнего на метра, отчего пороги становятся мощнее, а ощущения от путешествия в связи с этим — острее. Наиболее интересные препятствия на маршруте: пороги Сизовский, Собачий, Кеняйкоски самый сложный на маршруте , Валойне, Сарикоски, Кумио самый красивый порог , Киндасовский, Большой Толли, Малый Толли.
На маршруте всего одно озеро — Шотозеро. Как добраться: от железнодорожной станции Надвоицы г. Сегежа , где останавливаются поезда как из Санкт-Петербурга, так и из Москвы и некоторых других городов.
Далее — на нанятой автомашине до Андроновой горы около 2,5 часов. Точка стапеля — мост через Чирку-Кемь. Выброска с маршрута: деревня Шомба, либо от порога Боровой, откуда идет автомобильная дорога, и можно добраться на машине до г. Кемь либо до г. Оптимальное плавсредство: байдарка, плот, катамаран. Начало маршрута — Андронова гора: на участке от Андроновой горы до деревни Боровое расположены все самые интересные препятствия участок длиной около 80 км. Далее маршрут пролегает по спокойной воде до притока Кеми — речки Шомбы около км.
Сплав по реке Чирка-Кемь — один из самых красивых водных маршрутов Карелии. Озера на маршруте: Челозеро, Юшкоярви. Река впадает в озеро Юшкоярви, после которого начинается река Кемь: желающие могут продолжить сплав по Кеми — самой полноводной реке Карелии. Как добраться: от железнодорожной станции Медвежья гора, где останавливаются все мурманские поезда, до деревни Сергиево около км на нанятом автотранспорте либо рейсовом автобусе.
Выброска с маршрута: мыс Зубовский на Выгозере, откуда идет автомобильная дорога. Река Выг берет исток из озера Верхотинное и впадает в Онежскую губу Белого моря.
Выг разделяется условно на две части: Верхний и Нижний Выг, и для сплава пригоден только первый участок — от деревни Сергиево до Выгозера. Самые интересные препятствия на маршруте: пороги Семеновский, Шихов, Медник, Частокол. Озер на маршруте почти нет, поэтому уровень воды в реке быстро падает после весеннего паводка.
Как добраться: от станции Кемь или Лоухи на нанятой автомашине до места начала маршрута: озера Кимасярви, расположеного в приграничной зоне. Выброска происходит от моста через Пистайоки перед порогом Поалла. Оптимальное плавсредство: катамаран, байдарка предел возможностей, с обносом основных препятствий. Пистайоки — одна из наиболее интересных в спортивном отношении рек Карелии — берет исток в Финляндии, вытекает из озера Йоукамоярви и впадает в озеро Верхнее Куйто.
Сплав по реке строго рекомендован либо подготовленным экипажам, либо в сопровождении опытных инструкторов. Река не рекомендуется как «прогулочная»: насыщенность и сложность препятствий требуют от участников путешествия собранности, выносливости, слаженной работы и владения навыками управления судном.
Зато для любителей экстремального сплава это лучший выбор в августе, наряду с маршрутом по р. Также здесь найдут свое место любители рыбной ловли, сбора грибов и ягод: грибной сезон здесь начинается в августе, и обычно урожая хватает на всех, несмотря на то, что маршрут по реке Пистайоки — один из наиболее популярных летних маршрутов.
Как добраться: поездом до станции Маткаселькя поезд Санкт-Петербург — Костомукша , оттуда — пешая заброска до реки Тохмайоки около 3 км. Либо до станции Лодейное поле поезд Москва — Мурманск , откуда — нанятой автомашиной до п.
Оптимальное плавсредство: катамаран в высокую воду , байдарка с обносом водопадов. Описание маршрута: Категория сложности — 3 с элементами 6 Рускеальский водопад, руины ГЭС — непроходимы в любую воду. В последнее время сплав по Тохмайоки стал менее популярен в результате того, что в верховьях Тохмайоки построили ГЭС, и она сильно обмелела. Наиболее интересные препятствия на реке: Рускеальский водопад, руины ГЭС и то, и другое считаются непроходимыми препятствиями, однако есть безумцы, которых это не останавливает.
Пороги: Плотина, Рюттю. Достопримечательности на маршруте: Рускеальский мраморный карьер , куда стоит заглянуть даже при плотном графике движения. Карьер расположен чуть выше Рускеальского водопада по течению, в стороне от реки не более получаса ходьбы в одну сторону. Точки выброски с маршрута — поселки Хелюля, Рюттю в Рюттю поезд больше не останавливается, поэтому из поселка следует выбираться либо на рейсовом автобусе, либо на нанятой автомашине по предварительной договоренности с водителем до ближайшей железнодорожной станции в Хелюля.
Как добраться: поездом до станции Лодейное поле или от Петрозаводска , откуда на нанятой машине следует ехать до моста через Уксунйоки. С машиной следует договориться заранее. Оптимальное плавсредство: катамаран в высокую воду , байдарка в низкую воду.
Описание маршрута: Категория сложности: 3 с элементами 4 — по силе препятствий. По длине маршрута — 2. Уксунйоки — отличный маршрут выходного дня: спортивный участок реки — короткий и до него недолго и довольно легко добираться.
Река пригодна для сплава с мая по октябрь включительно: разница только в уровне воды. Весной это экстремальный маршрут по высокой воде с сильным течением.
В майские праздники на маршруте очень плохо со стоянками: поскольку маршрут популярный и легкодоступный — здесь всегда очень многолюдно, поэтому маршрут категорически не подходит для тех, кто планировал насладиться природой Карелии в уединении. Летом и ранней осенью народу на Уксуне значительно меньше, однако и уровень воды также понижается, вследствие чего река становится менее интересной, но местами более техничной: там, где в мае нужно просто набрать скорость, задать судну направление и удержаться в упорах, в другие времена года приходится искусно маневрировать между бревнами и острыми камнями в русле.
Препятствия на Уксуне носят локальный характер и представляют собой несколько полноводных шивер с высокими валами и порогов водопадного типа с мощными бочками и крутыми сливами: Розовый слон, Мельница, Храмина. Ладожские шхеры - архипелаги небольших скалистых островов, расположенные у северного и северо-западного побережья Ладожского озера от острова Кильпола до города Питкяранта.
Всего в районе Ладожских шхер насчитывается около островов, а уникальное скалистое северное побережье Ладоги украшено нехарактерными для Карелии фьордами, заливами и бухтами. До Второй Мировой Войны Ладожские шхеры входили в состав Финляндии, а потому то тут, то там на островках встречаются фундаменты финских домиков. В настоящее время принимается решение о создании на территории Ладожских шхер национального или природного парка, а в городе Сортавала уже работает офис парка Ладожские шхеры.
Среди Ладожских шхер располагаются самые глубокие участки озера: местами глубина здесь достигает м. На разбросанных по Ладоге островках можно встретить любой ландшафт и любую растительность, которые характерны для Карелии и Финляндии: заболоченные озера, тихие бухты, высокие разноцветные скалы, на некоторых островках достигающих м в высоту, разнообразные мхи и лишайники, разноцветным ковром устилающие камни, хвойные леса, притопленные каменные гряды и гребни. Остров Кильпола соединен с берегом Ладожского озера навесным мостом, а потому на него попасть легче, чем на остальные острова.
На острове Путсаари , который священнослужители называют «Святой Сергий» расположился уединенный Свято-Сергиевский скит Валаамского монастыря. А островок Хунукка с высокими скалистыми берегами - отличная смотровая площадка, с которой в ясную погоду можно увидеть Валаамский монастырь.
Здесь найдут свое пристанище любители суровой северной природы и уединения: на одном из островов Ладожских шхер можно на некоторое время укрыться от цивилизации и повседневных забот. Как добраться: Ладожские шхеры можно увидеть в любом городе северного побережья Ладожского озера: Приозерск, Питкяранта, Лахденпохья, Сортавала. На берегу озера расположилось множество туристических баз, от которых до островов можно добраться на катере, байдарке, а также моторной или весельной лодке.
О портале Карта сайта Помощь Контакты. Языки: русский, карельский, вепсский. Природа Карелии. Экскурсионная Карелия Петрозаводск История: Петрозаводск был основан в году Петром Великим : по его приказу в устье реки Лососинки был построен железоперерабатывающий завод и еще несколько заводов для удовлетворения военных нужд страны: в тот период шла Северная война.
Архипелаг Валаам, остров Валаам, Валаамский монастырь История: Название «Валаам» переводится с финского как «земля света», или «земля клятвы». Кондопога и бальнеологический курорт «Марциальные воды» История: Первое упоминание о поселении на месте современной Кондопоги встречается в летописях года.
Население : 31 человек на год Что посмотреть: Кондопога — культурный центр Карелии и административный центр Кондопожского района Республики Карелия.
Марциальные воды Бальнеологический и грязевой курорт на базе богатых железом минеральных источников, и поселок в Кондопожском районе. Соловецкие острова Административная принадлежность: Архангельская область, однако территориально Соловецкие острова тяготеют к Карелии. Что посмотреть: На Большом Соловецком острове: Спасо-Преображенский Соловецкий монастырь — мужской православный монастырь, расположенный на Соловецких островах в Белом море, со стен которого открываются потрясающие виды на окрестности.
Исааковская пустынь. В год на Большом Соловецком острове была открыта первая на Белом море биологическая станция, а сейчас в здании бывшей биологической станции проживает известный кресторезец Георгий.
Большая Муксалма: третий по величине остров в Соловецком архипелаге. Сергиевский скит — возведенная в году во имя Преподобного Сергия Радонежского каменная церковь, которая в году официально была преобразована в скит. Анзер: третий по величине и наиболее труднодостижимый остров в Соловецком архипелаге. Экскурсии сюда возможны только с разрешения Соловецкого заповедника. Голгофо-Распятский Голгофский скит — основан в году святым Иовом, бывшим духовником Петра I, отличается особой строгостью устава.
Место постройки скита напоминает Иерусалимскую Голгофу, отчего он и получил такое название. В году скит был разорен разбойниками, и лишь в году на его месте был воздвигнута новая каменная колокольня. В году скит передан Троице-Сергиевой лавре.
Большой Заяцкий: Каменные лабиринты — группа из лабиринтов, сосредоточенных на склонах Сигнальной горы. На местном диалекте лабиринты называются «вавилоны». Андреевская пустынь — здесь располагается архитектурный комплекс, состоящий из деревянной церкви св.
Апостола Андрея Первозванного, гавань с причалом, каменная палата, колодец и валунный погреб. Кроме того, на острове есть дольмены — невысокие древние постройки из цельнокаменных плит.
Соловецкий монастырь. Зимний туризм в Карелии Безусловно, Карелия наиболее популярна и привлекательна для туристов весной и летом: именно в это время становятся доступны водные маршруты по прекрасным карельским рекам и озерам. Множество карельских туристических компаний предлагают самые разные виды зимних развлечений и вариантов проведения досуга: Экскурсионные поездки по Карелии зимой : например, к замерзшему водопаду Кивач, или в чум карельского Деда Мороза — Паккайнена.
Сафари на снегоходах по озерам и лесам. Пожалуй, самое популярное развлечение в Карелии зимой. Разными компаниями предлагаются самые разные снегоходные туры по Карелии: от простой прогулки по окрестным лесам и замерзшим озерам, длящейся несколько часов, или однодневной поездки в знаменитый зоокомплекс до полноценного похода на несколько дней с ночевками в лесу или на туристических базах.
Гора Сампо — «волшебная» гора, которая, по преданию, исполняет самые заветные желания тех, кто здесь побывал. Самостоятельным туристам, без сомнения, доставит удовольствие лыжная прогулка по прекрасным зимним лесам и озерам. К тому же здесь можно снять небольшой домик, дачку или коттедж на выходные или каникулы, однако озаботиться этим стоит заранее: спрос, увы, пока превышает предложение Питомник сибирских хаски с катанием на собачьей упряжке.
Местными туроператорами предлагаются даже туры на собачьих упряжках. Ну и, разумеется, в Карелии доступны все виды зимнего досуга, ставшие популярными на зимних курортах: тюбинги, горки, сноу-кайтинг, и многое другое.
Зимняя Карелия фото И. Водный туризм в Карелии Природные условия, ландшафты и исторические памятники обусловили популярность Карелии, как одного из крупных центров туризма, особенно водного, так как все озера и большинство рек Карелии как будто созданы для путешествий на байдарках, катамаранах, плотах и рафтах. Река Кереть Сроки: дней Сезон: июнь-август Как добраться: поездом до железнодорожной станции Лоухи направление на Мурманск , откуда — нанятой автомашиной до места стапеля на озере Кереть.
Оптимальное плавсредство: байдарка, катамаран. Река Охта Сроки: дней Сезон: июнь-август Как добраться: поездом до г. Река Суна Сроки: 10 дней Сезон: май-август Как добраться: поездом до Петрозаводска, оттуда — другим поездом Петрозаводск-Костомукша до станции назначения, в зависимости от выбранной точки начала маршрута. Несколько вариантов: ст. Суун пос. Тумба — хорошо для высокой воды , ст. Брусничная оз. Суккозеро — на маршруте озера Суккозеро и Гимольское , ст.
Гимольская озер на маршруте нет , ст. Поросозеро оз Поросозеро, до рки пешком 4 км. Оптимальное плавсредство: байдарка. Оптимальное плавсредство: катамаран, рафт. Описание маршрута: Категория сложности — 3. Река Выг Сроки: дней Сезон: май-июль Как добраться: от железнодорожной станции Медвежья гора, где останавливаются все мурманские поезда, до деревни Сергиево около км на нанятом автотранспорте либо рейсовом автобусе.
Описание маршрута: Категория сложности — 2. Он сидел в кресле и разглядывал свои обожженные карболкой руки. Только мельком увидел он ярко-красный абажур, футляр от виолончели, да, покосившись в ту сторону, где тикали часы, он заметил чучело волка, такого же солидного и сытого, как сам Абогин.
Было тихо… Где-то далеко в соседних комнатах кто-то громко произнес звук «а! Подождав минут пять, Кирилов перестал оглядывать свои руки и поднял глаза на ту дверь, за которой скрылся Абогин. У порога этой двери стоял Абогин, но не тот, который вышел. Выражение сытости и тонкого изящества исчезло на нем, лицо его, и руки, и поза были исковерканы отвратительным выражением не то ужаса, не то мучительной физической боли. Его нос, губы, усы, все черты двигались и, казалось, старались оторваться от лица, глаза же как будто смеялись от боли….
Абогин тяжело и широко шагнул на середину гостиной, согнулся, простонал и потряс кулаками. Заболела и услала меня да доктором для того только, чтобы бежать с этим шутом Папчинским! Боже мой! Абогин тяжело шагнул к доктору, протянул к его лицу свои белые мягкие кулаки и, потрясая ими, продолжал вопить:.
Ну, к чему же эта ложь?! К чему этот грязный, шулерский фокус, эта дьявольская, змеиная игра? Что я ей сделал? Слезы брызнули у него из глаз. Он перевернулся на одной ноге и зашагал по гостиной.
Теперь в своем коротком сюртуке, в модных узких брюках, в которых ноги казались не по корпусу тонкими, со своей большой головой и гривой он чрезвычайно походил на льва. На равнодушном лице доктора засветилось любопытство. Он поднялся и оглядел Абогина. Подлость, гаже чего не придумал бы, кажется, сам сатана! Услала затем, чтобы бежать, бежать с шутом, тупым клоуном, альфонсом! О боже, лучше бы она умерла! Я не вынесу!
Не вынесу я! Доктор выпрямился. Его глаза замигали, налились слезами, узкая борода задвигалась направо и налево вместе с челюстью. Меня заставляют играть в какой-то пошлой комедии, играть роль бутафорской вещи! Не… не понимаю! Абогин разжал один кулак, швырнул на пол скомканную записку и наступил на нее, как на насекомое, которое хочется раздавить. Зачем в карете? И я не видел! Ведь это глумление над личностью, издевательство над человеческими страданиями!
Это что-то невозможное… первый раз в жизни вижу! С тупым удивлением человека, который только что стал понимать, что его тяжело оскорбили, доктор пожал плечами, развел руками и, не зная, что говорить, что делать, в изнеможении опустился в кресло. И за что?
Что я тебе сделал? Клянусь вам, что я любил эту женщину, любил набожно, как раб! Для нее я пожертвовал всем: поссорился с родней, бросил службу и музыку, прощал ей то, чего не сумел бы простить матери или сестре… Ни разу я не поглядел на нее косо… не подавал никакого повода!
За что же эта ложь? Я не требую любви, но зачем этот гнусный обман? Не любишь, так скажи прямо, честно, тем более, что знаешь мои взгляды на этот счет…. Со слезами на глазах, дрожа всем телом, Абогин искренно изливал перед доктором свою душу. Он говорил горячо, прижимая обе руки к сердцу, разоблачал свои семейные тайны без малейшего колебания и как будто даже рад был, что наконец эти тайны вырвались наружу из его груди.
Поговори он таким образом час, другой, вылей свою душу, и, несомненно, ему стало бы легче. Кто знает, выслушай его доктор, посочувствуй ему дружески, быть может, он, как это часто случается, примирился бы со своим горем без протеста, не делая ненужных глупостей… Но случилось иначе. Пока Абогин говорил, оскорбленный доктор заметно менялся. Равнодушие и удивление на его лице мало-помалу уступили место выражению горькой обиды, негодования и гнева. Черты лица его стали еще резче, черствее и неприятнее.
Когда Абогин поднес к его глазам карточку молодой женщины с красивым, но сухим и невыразительным, как у монашенки, лицом и спросил, можно ли, глядя на это лицо, допустить, что оно способно выражать ложь, доктор вдруг вскочил, сверкнул глазами и сказал, грубо отчеканивая каждое слово:.
Не желаю я слушать! Не желаю! Не смеете вы говорить мне эти пошлости! Или вы думаете, что я еще недостаточно оскорблен? Что я лакей, которого до конца можно оскорблять? Что у меня общего с вашими романами? Оставьте меня в покое! Не умеете уважать ее, так хоть избавьте ее от вашего внимания!
Я врач, вы считаете врачей и вообще рабочих, от которых не пахнет духами и проституцией, своими лакеями и моветонами [2] , ну и считайте, но никто не дал вам права делать из человека, который страдает, бутафорскую вещь!
Шалопаи, которые не находят денег под вексель, тоже называют себя несчастными. Каплун, которого давит лишний жир, тоже несчастлив.
Ничтожные люди! Абогин торопливо полез в боковой карман, вытащил оттуда бумажник и, достав две бумажки, швырнул их на стол. Абогин и доктор стояли лицом к лицу и в гневе продолжали наносить друг другу незаслуженные оскорбления. Кажется, никогда в жизни, даже в бреду, они не сказали столько несправедливого, жестокого и нелепого.
В обоих сильно сказался эгоизм несчастных. Несчастные эгоистичны, злы, несправедливы, жестоки и менее, чем глупцы, способны понимать друг друга. Не соединяет, а разъединяет людей несчастье, и даже там, где, казалось бы, люди должны быть связаны однородностью горя, проделывается гораздо больше несправедливостей и жестокостей, чем в среде сравнительно довольной.
Абогин резко позвонил. Когда на его зов никто не явился, он еще раз позвонил и сердито швырнул колокольчик на пол; тот глухо ударился о ковер и издал жалобный, точно предсмертный стон. Явился лакей. Пошел, скажи, чтобы этому господину подали коляску, а для меня вели заложить карету! Все вон! Нанимаю новых! В ожидании экипажей Абогин и доктор молчали. К первому уже вернулись и выражение сытости и тонкое изящество. Он шагал по гостиной, изящно встряхивал головой и, очевидно, что-то замышлял. Гнев его еще не остыл, но он старался показывать вид, что не замечает своего врага… Доктор же стоял, держался одной рукой о край стола и глядел на Абогина с тем глубоким, несколько циничным и некрасивым презрением, с каким умеют глядеть только горе и бездолье, когда видят перед собой сытость и изящество.
Когда немного погодя доктор сел в коляску и поехал, глаза его всё еще продолжали глядеть презрительно. Было темно, гораздо темнее, чем час тому назад. Красный полумесяц уже ушел за холм, и сторожившие его тучи темными пятнами лежали около звезд. Карета с красными огнями застучала по дороге и перегнала доктора. Это ехал Абогин протестовать, делать глупости…. Всю дорогу доктор думал не о жене, не об Андрее, а об Абогине и людях, живших в доме, который он только что оставил.
Мысли его были несправедливы и нечеловечно жестоки. Осудил он и Абогина, и его жену, и Папчинского, и всех, живущих в розовом полумраке и пахнущих духами, и всю дорогу ненавидел их и презирал до боли в сердце.
И в уме его сложилось крепкое убеждение об этих людях. Пройдет время, пройдет и горе Кирилова, но это убеждение, несправедливое, недостойное человеческого сердца, не пройдет и останется в уме доктора до самой могилы. Иван Карлович Швей, старший мастер на сталелитейном заводе Функ и КN, был послан хозяином в Тверь исполнить на месте какой-то заказ. Провозился он с заказом месяца четыре и так соскучился по своей молодой жене, что потерял аппетит и раза два принимался плакать.
Возвращаясь назад в Москву, он всю дорогу закрывал глаза и воображал себе, как он приедет домой, как кухарка Марья отворит ему дверь, как жена Наташа бросится к нему на шею и вскрикнет…. Приехал он в Москву с вечерним поездом. Пока артельщик ходил за его багажом, он успел выпить в буфете две бутылки пива… От пива он стал очень добрым, так что, когда извозчик вез его с вокзала на Пресню, он всё время бормотал:. Ты русский, и моя жена русский, и я русский… Мой отец немец, а я русский человек… Я желаю драться с Германией….
Улыбаясь, потирая руки и подмигивая глазом, Иван Карлыч на цыпочках подошел к двери, ведущей в спальную, и осторожно, боясь скрипнуть, отворил ее…. На кровати, что ближе к стене, спала женщина, укрытая с головою, так что видны были одни только голые пятки; на другой кровати лежал громадный мужчина с большой рыжей головой и с длинными усами…. У немца подкосились ноги и одеревенела от холода спина. Пивной хмель вдруг вышел из головы, и ему уже казалось, что душа перевернулась вверх ногами.
Он надел шубу и через минуту уже шел по улице. Тут он горько заплакал. Он плакал и думал о людской неблагодарности… Эта женщина с голыми пятками была когда-то бедной швейкой, и он осчастливил ее, сделав женою ученого мастера, который у Функа и КN получает рублей в год! Она была ничтожной, ходила в ситцевых платьях, как горничная, а благодаря ему она ходит теперь в шляпке и перчатках, и даже Функ и КN говорит ей «вы»…. И он думал: как ехидны и лукавы женщины! Наташа делала вид, что выходила за Ивана Карлыча по страстной любви, и каждую неделю писала ему в Тверь нежные письма….
Русский нехороший человек! Варвар, мужик! Я желаю драться с Россией, чёрт меня возьми! Ну, полюби она Функа и К о , я простил бы ей, а то полюбила какого-то чёрта, у которого нет в кармане гривенника! О, я несчастный человек! Дрожащею рукою он написал сначала письмо к родителям жены, живущим в Серпухове. Он писал старикам, что честный ученый мастер не желает жить с распутной женщиной, что родители свиньи и дочери их свиньи, что Швей желает плевать на кого угодно… В заключение он требовал, чтобы старики взяли к себе свою дочь вместе с ее рыжим мерзавцем, которого он не убил только потому, что не желает марать рук.
Затем он вышел из трактира и опустил письмо в почтовый ящик. До четырех часов утра блуждал он по городу и думал о своем горе. Он решил не мстить ни жене, ни рыжему человеку. И он мечтал, как он умрет и как жена будет томиться от угрызений совести. Через минуту пред Иваном Карлычем стояла молодая женщина в одной сорочке, босая и с удивленным лицом… Плача и поднимая обе руки вверх, обманутый муж говорил:.
Меня нельзя обмануть! Я собственными глазами видел рыжего скотину с длинными усами! В той комнате, где была наша спальня, слесарь с женой живет! Я их пустила за четыре рубля в месяц… Не кричи, а то разбудишь! Немец выпучил глаза и долго смотрел на жену; потом нагнул голову и медленно свистнул…. Немного погодя немецкая душа опять уже приняла свое прежнее положение, и Иван Карлыч чувствовал себя прекрасно. Молодой парень, белобрысый и скуластый, в рваном тулупчике и в больших черных валенках, выждал, когда земский доктор, кончив приемку, возвращался из больницы к себе на квартиру, и подошел к нему несмело.
Парень ладонью провел себе по носу снизу вверх, поглядел на небо и потом уже ответил:. А кроме нас три сестры, а Васька женатый, и ребятёнок есть… Народу много, а работать некому… В кузнице, почитай, уже два года огня не раздували. Сам я на ситцевой фабрике, кузнечить не умею, а отец какой работник? Не токмо, скажем, работать, путем есть не может, ложку мимо рта несет.
Доктор удивленно поглядел на Кирилу и, ни слова не сказавши, пошел дальше. Парень забежал вперед и бухнул ему в ноги. Заставь вечно бога молить! Ваше благородие, отпусти! С голоду все дохнут! Мать день-деньской ревет, Васькина баба ревет… просто смерть! На свет белый не глядел бы! Сделай милость, отпусти его, господин хороший! Ведь он арестант! Какое же я имею право? Тюремщик я, что ли? Привели его ко мне в больницу лечиться, я лечу, а отпускать его я имею такое же право, как тебя засадить в тюрьму.
Глупая голова! Покеда до суда он, почитай, год в остроге сидел, а теперь, спрашивается, за что сидит? Добро бы, убивал, скажем, или коней крал, а то так попал, здорово живешь.
Он спьяна-то послушался, дурак. Сломали они это, знаешь, замок, забрались и давай чертить. Всё разворочали, стекла побили, муку рассыпали. Ну, сичас урядник… то да сё, к следователю. Год цельный в остроге сидели, а неделю назад, в среду, судили всех трех, в городе. Солдат сзади с ружьем… присягал народ. Васька-то всех меньше виноват, а господа так рассудили, что он первый коновод. Обоих ребят в острог, а Ваську в арестантскую роту на три года. А за что?
Рассуди по-божецки! Ходил в суд, хотел прошение подать, они и прошения не взяли. Был я и у станового, и у следователя был, и всякий говорит: «Не мое дело!
А в больнице тут старшей тебя нет. Что хочешь, ваше благородие, то и делаешь. Напрасно хлопочешь! Доктор махнул рукой и быстро пошел к своей двери. Кирила хотел было пойти за ним, но, увидев, как хлопнула дверь, остановился. Минут десять стоял он неподвижно среди больничного двора и, не надевая шапки, глядел на докторскую квартиру, потом глубоко вздохнул, медленно почесался и пошел к воротам.
Чье же дело? Нет, верно, пока не подмажешь, ничего не поделаешь. Доктор-то говорит, а сам всё время на кулак мне глядит: не дам ли синенькую? Ну, брат, я и до губернатора дойду. Переминаясь с ноги на ногу, то и дело оглядываясь без всякой надобности, он лениво плелся по дороге и, по-видимому, раздумывал, куда идти… Было не холодно, и снег слабо поскрипывал у него под ногами.
Перед ним, не дальше как в полуверсте, расстилался на холме уездный городишко, в котором недавно судили его брата. Направо темнел острог с красной крышей и с будками по углам, налево была большая городская роща, теперь покрытая инеем.
Было тихо, только какой-то старик в бабьей кацавейке и в громадном картузе шел впереди, кашлял и покрикивал на корову, которую гнал к городу. Кирила рассказал, зачем он был в больнице и о чем говорил с доктором.
На то особое начальство есть. У мирового и станового ты был. Эти тоже в твоем деле не способны. К нему и иди. Господин Синеоков. Он у вас главный. Ежели что по вашим делам касающее, то супротив него даже исправник не имеет полного права. Расставшись с дедом, Кирила постоял среди площади, подумал и пошел назад из города. Он решил сходить в Золотово. Дней через пять, возвращаясь после приемки больных к себе на квартиру, доктор опять увидел у себя на дворе Кирилу.
На этот раз парень был не один, а с каким-то тощим, очень бледным стариком, который, не переставая, кивал головой, как маятником, и шамкал губами. Непременный член разговаривать не стал. Говорит: «Пошел вон! Мы люди бедные, благодарить не можем вашу честь, но, ежели угодно вашей милости, Кирюшка или Васька отработать могут. Пущай работают. С голоду дохнут!
Ревма ревут, ваше благородие! Парень быстро взглянул на отца, дернул его за рукав, и оба они, как по команде, повалились доктору в ноги. Тот махнул рукой и, не оглядываясь, быстро пошел к своей двери.
Второй час дня. В галантерейном магазине «Парижские новости», что в одном из пассажей, торговля в разгаре. Слышен монотонный гул приказчичьих голосов, гул, какой бывает в школе, когда учитель заставляет всех учеников зубрить что-нибудь вслух. И этого однообразного шума не нарушают ни смех дам, ни стук входной стеклянной двери, ни беготня мальчиков. Посреди магазина стоит Полинька, дочь Марьи Андреевны, содержательницы модной мастерской, маленькая, худощавая блондинка, и ищет кого-то глазами.
К ней подбегает чернобровый мальчик и спрашивает, глядя на нее очень серьезно:. А приказчик Николай Тимофеич, стройный брюнет, завитой, одетый по моде, с большой булавкой на галстуке, уже расчистил место на прилавке, вытянул шею и с улыбкой глядит на Полиньку.
Николай Тимофеич кладет перед Полинькой несколько сортов аграманта; та лениво выбирает и начинает торговаться. Полинька вспыхивает и молчит.
Приказчик с нервной дрожью в пальцах закрывает коробки и без всякой надобности ставит их одна на другую. Проходит минута в молчании. Очень просто. Сами вы должны понимать. С какой стати мне себя мучить? Странное дело!
Нешто мне приятно видеть, как этот студент около вас разыгрывает роль-с? Ведь я всё вижу и понимаю. С самой осени он за вами ухаживает по-настоящему и почти каждый день вы с ним гуляете, а когда он у вас в гостях сидит, так вы в него впившись глазами, словно в ангела какого-нибудь. Вы в него влюблены, для вас лучше и человека нет, как он, ну и отлично, нечего и разговаривать…. У меня самолюбие есть. Не всякому приятно пятым колесом в возу быть. Чего вы спрашивали-то? Цвет, ежели желаете, модный теперь гелиотроп или цвет канак, то есть бордо с желтым.
Выбор громадный. А к чему вся эта история клонится, я решительно не понимаю. Вы вот влюбившись, а чем это кончится? На лице Николая Тимофеича около глаз выступают красные пятна.
Он мнет в руках нежную пушистую тесьму и продолжает бормотать:. Студентам запрещается жениться, да и разве он к вам затем ходит, чтобы всё честным образом кончить? Как же! Ведь они, студенты эти самые, нас и за людей не считают… Ходят они к купцам да к модисткам только затем, чтоб над необразованностью посмеяться и пьянствовать.
У себя дома да в хороших домах стыдно пить, ну, а у таких простых, необразованных людей, как мы, некого им стыдиться, можно и вверх ногами ходить. Так какого же вы плюмажу возьмете? А ежели он за вами ухаживает и в любовь играет, то известно зачем… Когда станет доктором или адвокатом, будет вспоминать: «Эх, была у меня, скажет, когда-то блондиночка одна! Где-то она теперь? Мне вы дайте шесть аршин бахромы для дипломата, что по 40 копеек аршин. Для того же дипломата дадите пуговиц кокосовых, с насквозь прошивными ушками… чтобы покрепче держались….
Николай Тимофеич заворачивает ей и бахромы и пуговиц. Она виновато глядит ему в лицо и, видимо, ждет, что он будет продолжать говорить, но он угрюмо молчит и приводит в порядок плюмаж.
Вот-с пуговицы. Сочетание цветов синего, красного и модного золотистого. Самые глазастые. Кто поделикатнее, те берут у нас черные матовые с одним блестящим ободочком. Только я не понимаю. Неужели вы сами не можете рассудить? Ну, к чему поведут эти… прогулки? За спиной Николая Тимофеича, прижав его к прилавку, протискивается солидный приказчик с бакенами и, сияя самою утонченною галантностью, кричит:. Кофточки джерсе имеются три номера: гладкая, сутажет и со стеклярусом!
Какую вам прикажете? Одновременно около Полиньки проходит толстая дама, которая говорит густым низким голосом, почти басом:. Бросит он вас, Пелагея Сергеевна! А если женится когда-нибудь, то не по любви, а с голода, на деньги ваши польстится. Сделает себе на приданое приличную обстановку, а потом стыдиться вас будет. От гостей и товарищей будет вас прятать, потому что вы необразованная, так и будет говорить: моя кувалда. Разве вы можете держать себя в докторском или адвокатском обществе?
Вы для них модистка, невежественное существо! Есть у нас? Пойдемте к корсетам, я вас загорожу, а то неловко. Насильно улыбаясь и с преувеличенною развязностью, приказчик быстро ведет Полиньку к корсетному отделению и прячет ее от публики за высокую пирамиду из коробок….
Только, пожалуйста, она просила двойной с подкладкой… с настоящим китовым усом… Мне поговорить с вами нужно, Николай Тимофеич. Приходите нынче! Говорить не о чем… Ведь пойдете с ним сегодня гулять? Я… я ничего не желаю…. В это время к пирамиде из коробок подходит высокий тощий приказчик и говорит своей покупательнице:. Николай Тимофеич загораживает Полиньку и, стараясь скрыть ее и свое волнение, морщит лицо в улыбку и громко говорит:.
Бумажные и шелковые! Сюда идут! Фабрикант Фролов, красивый брюнет с круглой бородкой и с мягким, бархатным выражением глаз, и его поверенный, адвокат Альмер, пожилой мужчина, с большой жесткой головой, кутили в одной из общих зал загородного ресторана.
Оба они приехали в ресторан прямо с бала, а потому были во фраках и в белых галстуках. Кроме них и лакеев у дверей, в зале не было ни души: по приказанию Фролова никого не впускали. От водки пожжет, подерет тебе в горле, а как проглотишь устрицу, в горле чувствуешь сладострастие. Не правда ли? Разве так подают? Подавать не умеешь, болван! Бархатные глаза Фролова вспыхнули. Лакеи, давно уже привыкшие к кабацким катастрофам, подбежали к столу и серьезно, хладнокровно, как хирурги во время операции, стали подбирать осколки.
Инженером назывался дряхлый, кислолицый старик, в самом деле бывший когда-то инженером и богатым человеком; он промотал всё свое состояние и под конец жизни попал в ресторан, где управлял лакеями и певицами и исполнял разные поручения по части женского пола.
Явившись на зов, он почтительно склонил голову набок. Как они у тебя подают? Разве ты не знаешь, что я этого не люблю? Чёрт вас подери, я перестану к вам ездить! Инженер поклонился, попятился назад, всё в наклонном положении, и исчез за дверью, сверкнув в последний раз своими фальшивыми брильянтами на сорочке и пальцах. Закусочный стол опять был накрыт. Альмер пил красное, с аппетитом ел какую-то птицу с трюфелями и заказал себе еще матлот из налимов и стерлядку кольчиком.
Фролов пил одну водку и закусывал хлебом. Он мял ладонями лицо, хмурился, пыхтел и, видимо, был не в духе. Оба молчали. Было тихо. Два электрических фонаря в матовых колпаках мелькали и сипели, точно сердились.
За дверями, тихо подпевая, проходили цыганки. Другие веселеют от водки, а у меня злоба, противные мысли, бессонница. Отчего это, брат, люди, кроме пьянства и беспутства, не придумают другого какого-нибудь удовольствия? Противно ведь! Нынче нельзя верить даже тому, кто на водку просит. Народ всё низкий, подлый, избалованный. Взять хоть этих вот лакеев. Физиономии, как у профессоров, седые, по двести рублей в месяц добывают, своими домами живут, дочек в гимназиях обучают, но ты можешь ругаться и тон задавать, сколько угодно.
Инженер за целковый слопает тебе банку горчицы и петухом пропоет. Честное слово, если б хоть один обиделся, я бы ему тысячу рублей подарил! Ты красный, зверем смотришь… Что с тобой? Штука одна в голове сидит. Засела гвоздем, и ничем ее оттуда не выковыряешь. В залу вошел маленький, кругленький, заплывший жиром старик, совсем лысый и облезлый, в кургузом пиджаке, в лиловой жилетке и с гитарой. Он состроил идиотское лицо и вытянулся, сделав под козырек, как солдат.
Подойди-ка сюда! Фабрикант налил в стакан водки, вина, коньяку, насыпал соли и перцу, смешал всё это и подал паразиту. Тот выпил и ухарски крякнул. Это у меня такая тайна, которую я только в молитвах могу говорить. Женат только два года, женился, сам знаешь, по любви, а теперь ненавижу ее уже, как врага постылого, как этого самого, извини, паразита. И причин ведь нет, никаких причин! Когда она около меня сидит, ест или если говорит что, то вся душа моя кипит, сдержать себя едва могу, чтобы не сгрубить ей.
Просто такое делается, что и сказать нельзя. Уйти от нее или сказать ей правду никак невозможно, потому что скандал, а жить с ней для меня хуже ада. Не могу сидеть дома! Так, днем всё по делам да по ресторанам, а ночью по вертепам путаюсь. Ну, чем эту ненависть объяснишь? Ведь не какая-нибудь, а красавица, умная, тихая. Послушай… Сам я в коммерческом с золотою медалью кончил, раза три в Париже был. Я не умнее тебя, конечно, но не глупее жены.
Нет, брат, не в образовании загвоздка! Ты послушай, с чего началась-то вся эта музыка. Началось с того, что стало мне вдруг казаться, что вышла она не по любви, а ради богатства. Засела мне эта мысль в башку. А тут еще жену жадность одолела.
После бедности-то попала она в золотой мешок и давай сорить направо и налево. Ошалела, забылась до такой степени, что каждый месяц по двадцати тысяч раскидывала. А я мнительный человек. Никому я не верю, всех подозреваю, и чем ты ласковей со мной, тем мне мучительнее. Всё мне кажется, что мне льстят из-за денег.
Никому не верю! Тяжелый я, брат, человек, очень тяжелый! Ну, ну… оставим этот разговор. Будем пить! Позови его сюда! Немного погодя в залу вошел маленький татарчонок, лет двенадцати, во фраке и в белых перчатках.
Было время, когда вы, татары, владели нами и брали с нас дань, а теперь вы у русских в лакеях служите и халаты продаете. Чем объяснить такую перемену? Только из-за этих двух слов его и держат тут. Выпей, Мустафа! Бо-ольшой из тебя подлец выйдет! То есть страсть сколько вашего брата, паразитов, около богатого человека трется. Нешто еще цыган позвать? Вали сюда цыган! Цыгане, давно уже томившиеся в коридорах, с гиканьем ворвались в залу, и начался дикий разгул.
Цыгане пели, свистали, плясали… В исступлении, которое иногда овладевает очень богатыми, избалованными «широкими натурами», Фролов стал дурить. Он велел подать цыганам ужин и шампанского, разбил матовый колпак у фонаря, швырял бутылками в картины и зеркала, и всё это, видимо, без всякого удовольствия, хмурясь и раздраженно прикрикивая, с презрением к людям, с выражением ненавистничества в глазах и в манерах. Он заставлял инженера петь solo, поил басов смесью вина, водки и масла….
Нет, постой, надо проверить! Впрочем, извини… я сам не знаю, что говорю. Да… Нет у меня человека, которому я мог бы душу свою открыть… Всё грабители… предатели… Ну, зачем я тебе свою тайну рассказал?
За… зачем? Скажи: зачем? Ты образованный, умный человек, а только усмехаешься и пьешь со мной, ни… никакой помощи от всех вас… А ты бы, если ты мне друг, если ты честный человек, по-настоящему, должен был бы сказать: «Эх, подлый, скверный ты человек!
Гадина ты! Только и надежды, что вот, когда летом буду на даче, выйду в поле, а надвинет гроза, ударит гром и разразит меня на месте… Про… прощай…. Фролов еще раз поцеловался с Альмером и, засыпая на ходу, бормоча, поддерживаемый двумя лакеями, стал подниматься по лестнице. Петр Петрович Стрижин, племянник полковницы Ивановой, тот самый, у которого в прошлом году украли новые калоши, вернулся с крестин ровно в два часа ночи. Чтобы не разбудить своих, он осторожно разделся в передней, на цыпочках, чуть дыша, пробрался к себе в спальню и, не зажигая огня, стал готовиться ко сну.
Стрижин ведет жизнь трезвую и регулярную, выражение лица у него душеспасительное, книжки он читает только духовно-нравственные, но на крестинах от радости, что Любовь Спиридоновна благополучно разрешилась от бремени, он позволил себе выпить четыре рюмки водки и стакан вина, напоминавшего своим вкусом что-то среднее между уксусом и касторовым маслом. Горячие же напитки подобны морской воде или славе: чем больше пьешь, тем сильнее жаждешь… И теперь, раздеваясь, Стрижин чувствовал непреодолимое желание выпить.
После некоторого колебания, пересилив свой страх, Стрижин направился к шкапу. Отворив осторожно дверцу, он нащупал в правом углу бутылку и рюмку, налил, поставил бутылку на место, потом перекрестился и выпил. И тотчас же произошло нечто вроде чуда. Со страшной силой, точно бомбу, Стрижина вдруг отбросило от шкапа к сундуку. В глазах его засверкало, дыхание сперло, по всему телу пробежало такое ощущение, как будто он упал в болото, полное пьявок.
Минуты три он лежал на сундуке неподвижно, но дыша, потом поднялся и спросил себя:. От мысли, что он отравился, его бросило и в холод и в жар. Что яд был действительно принят, свидетельствовали, кроме запаха в комнате, жжение во рту, искры в глазах, звон колоколов в голове и колотье в желудке. Чувствуя приближение смерти и не обманывая себя напрасными надеждами, он пожелал проститься с близкими и отправился в спальню Дашеньки. Будучи вдовым, он у себя в квартире держал вместо хозяйки свою свояченицу Дашеньку, старую деву.
Уже вернулись? Ну, что? Как назвали девочку? Кто был кумой? А новорожденную назвали Олимпиадой в честь ихней благодетельницы… Я… я, Дашенька, выпил керосину…. Дашенька, услышав, что без ее разрешения отворяли шкап, оживилась… Она быстро зажгла свечку, прыгнула с постели и в одной сорочке, весноватая, костлявая, в папильотках, зашлепала босыми ногами к шкапу. Разве это ваше дело? Для вас он поставлен? Или, по-вашему, керосин денег не стоит?
Да вы знаете, почем теперь керосин? Страдалица я, несчастная, ни днем, ни ночью покою! Аспиды-василиски, ироды окаянные, чтоб вам на том свете так жилось! Завтра же съезжаю! Я девица и не позволю вам стоять передо мною в одном нижнем белье! Вы не смеете глядеть на меня, когда я не одета! И пошла, и пошла… Зная, что рассерженную Дашеньку не уймешь ни мольбами, ни клятвами, ни даже пальбой из пушек, Стрижин махнул рукой, оделся и решил сходить к доктору.
Но доктора легко найти только тогда, когда он не нужен. Избегав три улицы и позвонившись раз пять к доктору Чепхарьянцу и семь раз к доктору Бултыхину, Стрижин побежал в аптеку: авось поможет аптекарь. Тут, после долгого ожидания, к нему вышел маленький, чернявый и кудрявый фармацевт, заспанный, в халате и с таким серьезным и умным лицом, что даже стало страшно. Уже один тот факт, что вы волнуетесь, не дозволяет мне понимать вас. Вы выпили керосину? Фармацевт хладнокровно и серьезно подошел к конторке, раскрыл книгу и погрузился в чтение.
Прочитав две страницы, он пожал одним плечом, потом другим, состроил презрительную гримасу и, подумав, вышел в смежную комнату. Часы пробили четыре. И когда они показывали десять минут пятого, фармацевт вернулся с другой книгой и опять погрузился в чтение. А во рту у него горело и пахло керосином, в желудке резало, в ушах раздавалось: бум, бум, бум! Каждую минуту ему казалось, что конец его уже близок, что сердце его уже не бьется….
Придя домой, он поспешил написать: «Прошу в моей смерти никого не винить», потом помолился богу, лег и укрылся с головой. До утра он не спал и ждал смерти, и всё время ему мерещилось, как его могила покрывается молодою зеленью и как над нею щебечут птички….
Вот хоть бы меня взять в пример. Был я на краю погибели, умирал, мучился, а теперь ничего. Только во рту пожгло и в глотке саднит, а всё тело здорово, слава богу… А отчего? Потому что регулярная жизнь. Страдалица я, несчастная, изверги-мучители, чтоб вам на том свете так жилось, ироды окаянные…. Иван Алексеевич Огнев помнит, как в тот августовский вечер он со звоном отворил стеклянную дверь и вышел на террасу. На нем была тогда легкая крылатка и широкополая соломенная шляпа, та самая, которая вместе с ботфортами валяется теперь в пыли под кроватью.
За дверью, освещая ему путь лампой, стоял хозяин дома, Кузнецов, лысый старик с длинной седой бородой и в белом, как снег, пикейном пиджаке. Старик благодушно улыбался и кивал головой. Кузнецов поставил лампу на столик и вышел на террасу. Две длинные, узкие тени шагнули через ступени к цветочным клумбам, закачались и уперлись головами в стволы лип. И вы хороший, и дочка ваша хорошая, и все у вас тут добрые, веселые, радушные… Такая великолепная публика, что и сказать не умею!
От избытка чувств и под влиянием только что выпитой наливки, Огнев говорил певучим семинарским голосом и был так растроган, что выражал свои чувства не столько словами, сколько морганьем глаз и подергиваньем плеч.
Кузнецов, тоже подвыпивший и растроганный, потянулся к молодому человеку и поцеловался с ним. А главное, за что спасибо, Гавриил Петрович, так это за ваше содействие и помощь. Без вас я со своей статистикой до октября бы тут возился. Так и напишу в предисловии: считаю долгом выразить мою благодарность председателю М-ской уездной земской управы Кузнецову за его любезное содействие.
У статистики бле-естящая будущность! Вере Гавриловне нижайший поклон, а докторам, обоим следователям и вашему секретарю передайте, что никогда не забуду их помощи! А теперь, старче, обымем друг друга и сотворим последнее лобзание. Раскисший Огнев еще раз поцеловался со стариком и стал спускаться вниз, на последней ступени он оглянулся и спросил:. В Питер вас и калачом не заманишь, а я едва ли еще попаду когда-нибудь в этот уезд.
Ну, прощайте! Я вам завтра их с человеком прислал бы. Но Огнев уже не слушал и быстро удалялся от дома. На душе его, подогретой вином, было и весело, и тепло, и грустно… Он шел и думал о том, как часто приходится в жизни встречаться с хорошими людьми и как жаль, что от этих встреч не остается ничего больше, кроме воспоминаний. Живя с самой весны в N-ском уезде и бывая почти каждый день у радушных Кузнецовых, Иван Алексеич привык, как к родным, к старику, к его дочери, к прислуге, изучил до тонкостей весь дом, уютную террасу, изгибы аллей, силуэты деревьев над кухней и баней; но выйдет он сейчас за калитку, и всё это обратится в воспоминание и утеряет для него навсегда свое реальное значение, а пройдет год-два, и все эти милые образы потускнеют в сознании наравне с вымыслами и плодами фантазии.
В саду было тихо и тепло. Пахло резедой, табаком и гелиотропом, которые еще не успели отцвести на клумбах. Промежутки между кустами и стволами деревьев были полны тумана, негустого, нежного, пропитанного насквозь лунным светом, и, что надолго осталось в памяти Огнева, клочья тумана, похожие на привидения, тихо, но заметно для глаза, ходили друг за дружкой поперек аллей. Луна стояла высоко над садом, а ниже ее куда-то на восток неслись прозрачные туманные пятна.
Весь мир, казалось, состоял только из черных силуэтов и бродивших белых теней, а Огнев, наблюдавший туман в лунный августовский вечер чуть ли не первый раз в жизни, думал, что он видит не природу, а декорацию, где неумелые пиротехники, желая осветить сад белым бенгальским огнем, засели под кусты и вместе со светом напустили в воздух и белого дыма. Когда Огнев подходил к садовой калитке, от невысокого палисадника отделилась темная тень и пошла к нему навстречу. А я искал-искал, хотел проститься… Прощайте, я ухожу!
Перед Огневым стояла дочь Кузнецова, Вера, девушка 21 года, по обыкновению грустная, небрежно одетая и интересная. Девушки, которые много мечтают и по целым дням читают лежа и лениво всё, что попадается им под руки, которые скучают и грустят, одеваются вообще небрежно.
Тем из них, которых природа одарила вкусом и инстинктом красоты, эта легкая небрежность в одежде придает особую прелесть. По крайней мере, Огнев, вспоминая впоследствии о хорошенькой Верочке, не мог себе представить ее без просторной кофточки, которая мялась у талии в глубокие складки и все-таки не касалась стана, без локона, выбившегося на лоб из высокой прически, без того красного вязаного платка с мохнатыми шариками по краям, который вечерами, как флаг в тихую погоду, уныло виснул на плече Верочки, а днем валялся скомканный в передней около мужских шапок или же в столовой на сундуке, где бесцеремонно спала на нем старая кошка.
От этого платка и от складок кофточки так и веяло свободною ленью, домоседством, благодушием. Быть может, оттого, что Вера нравилась Огневу, он в каждой пуговке и оборочке умел читать что-то теплое, уютное, наивное, что-то такое хорошее и поэтичное, чего именно не хватает у женщин неискренних, лишенных чувства красоты и холодных. Верочка была хорошо сложена, имела правильный профиль и красивые вьющиеся волосы.
Огневу, который на своем веку мало видел женщин, она казалась красавицей. Спасибо за всё! Тем же певучим семинарским голосом, каким он беседовал со стариком, так же моргая и подергивая плечами, стал он благодарить Веру за гостеприимство, ласки и радушие.
У вас вся публика великолепная! Народ всё простой, сердечный, искренний. Всю зиму проработаю, а весной опять куда-нибудь в уезд материалы собирать. Ну, будьте счастливы, живите сто лет… не поминайте лихом.
Больше не увидимся. Огнев нагнулся и поцеловал Верочкину руку. Затем в молчаливом волнении он поправил на себе крылатку, взял поудобнее вязку книг, помолчал и сказал:. Несколько секунд Огнев постоял молча, потом неуклюже повернулся к калитке и вышел из сада. Они пошли по дороге. Теперь уж деревья не заслоняли простора и можно было видеть небо и даль. Точно прикрытая вуалью, вся природа пряталась за прозрачную матовую дымку, сквозь которую весело смотрела ее красота; туман, что погуще и побелее, неравномерно ложился около копен и кустов или клочьями бродил через дорогу, жался к земле и как будто старался не заслонять собой простора.
Сквозь дымку видна была вся дорога до леса с темными канавами по бокам и с мелкими кустами, которые росли в канавах и мешали бродить туманным клочьям. В полуверсте от калитки темнела полоса кузнецовского леса. Ведь ее придется провожать назад! Вечер настоящий романический, с луной, с тишиной и со всеми онерами. Знаете что, Вера Гавриловна? Живу я на свете 29 лет, но у меня в жизни ни разу романа не было. Во всю жизнь ни одной романической истории, так что с рандеву [3] , с аллеями вздохов и поцелуями я знаком только понаслышке.
В городе, когда сидишь у себя в номере, не замечаешь этого пробела, но тут, на свежем воздухе, он сильно чувствуется… Как-то обидно делается! Вероятно, всю жизнь некогда было, а может быть, просто встречаться не приходилось с такими женщинами, которые… Вообще у меня мало знакомых, и я нигде не бываю. Шагов триста молодые люди прошли молча.
Огнев поглядывал на открытую голову и платок Верочки, и в душе его один за другим воскресали весенние и летние дни; то было время, когда вдали от своего серого петербургского номера, наслаждаясь ласками хороших людей, природой и любимым трудом, не успевал он замечать, как утренние зори сменялись вечерними и как один за другим, пророча конец лета, переставали петь сначала соловей, потом перепел, а немного позже коростель… Время летело незаметно, значит, жилось хорошо и легко… Стал он припоминать вслух о том, с какою неохотою он, небогатый, непривычный к движениям и людям, в конце апреля ехал сюда в N-ский уезд, где ожидал встретить скуку, одиночество и равнодушие к статистике, которая, по его мнению, среди наук занимает теперь самое видное место.
Приехав апрельским утром в уездный городишко N. Отдохнув и справившись, кто в уезде состоит председателем земской управы, он немедля пошел пешком к Гавриилу Петровичу. Пришлось идти четыре версты роскошными лугами и молодыми рощами.
Под облаками, заливая воздух серебряными звуками, дрожали жаворонки, а над зеленеющими пашнями, солидно и чинно взмахивая крыльями, носились грачи. Ожидая сухого делового приема, к Кузнецовым вошел он несмело, глядя исподлобья и застенчиво теребя свою бородку. Старик сначала морщил лоб и не понимал, зачем это молодому человеку и его статистике могла понадобиться земская управа, но когда тот пространно объяснил ему, что такое статистический материал и где он собирается, Гавриил Петрович оживился, заулыбался и с ребяческим любопытством стал заглядывать в его тетрадки… Вечером того же дня Иван Алексеич уже сидел у Кузнецовых за ужином, быстро хмелел от крепкой наливки и, глядя на покойные лица и ленивые движения своих новых знакомых, чувствовал во всем своем теле сладкую, дремотную лень, когда хочется спать, потягиваться, улыбаться.
А новые знакомые благодушно оглядывали его и спрашивали, живы ли у него отец и мать, сколько он зарабатывает в месяц, часто ли бывает в театрах…. Припомнил Огнев свои разъезды по волостям, пикники, рыбные ловли, поездку всем обществом в девичий монастырь к игуменье Марфе, которая каждому из гостей подарила по бисерному кошельку, припомнил горячие, нескончаемые, чисто русские споры, когда спорщики, брызжа и стуча кулаками по столу, не понимают и перебивают друг друга, сами того не замечая, противоречат себе в каждой фразе, то и дело меняют тему и, поспорив часа два-три, смеются:.
Начали о здравии, а кончили за упокой! Я дал ему пятак, а он три раза перекрестился и бросил мой пятак в рожь. Господи, столько я увожу с собой впечатлений, что если бы можно было собрать их в компактную массу, то получился бы хороший слиток золота! Не понимаю, зачем это умные и чувствующие люди теснятся в столицах и не идут сюда?
Разве на Невском и в больших сырых домах больше простора и правды, чем здесь? Право, мне мои меблированные комнаты, сверху донизу начиненные художниками, учеными и журналистами, всегда казались предрассудком.
В двадцати шагах от леса через дорогу лежал небольшой узкий мостик со столбиками по углам, который всегда во время вечерних прогулок служил Кузнецовым и их гостям маленькой станцией. Отсюда желающие могли дразнить лесное эхо и видно было, как дорога исчезала в черной просеке.
Огнев примостился возле нее на своей вязке книг и продолжал говорить. Она тяжело дышала от ходьбы и глядела не на Ивана Алексеича, а куда-то в сторону, так что ему не видно было ее лица. Вы будете уже почтенною матерью семейства, а я автором какого-нибудь почтенного, никому не нужного статистического сборника, толстого, как сорок тысяч сборников.
Встретимся и вспомянем старину… Теперь мы чувствуем настоящее, оно нас наполняет и волнует, а тогда, при встрече, мы уж не будем помнить ни числа, ни месяца, ни даже года, когда виделись в последний раз на этом мостике. Вы, пожалуй, изменитесь… Послушайте, вы изменитесь? Тут только Огнев заметил в Вере перемену. Она была бледна, задыхалась, и дрожь ее дыхания сообщалась и рукам, и губам, и голове, и из прически выбивался на лоб не один локон, как всегда, а два… Видимо, она избегала глядеть прямо в глаза и, стараясь замаскировать волнение, то поправляла воротничок, который как будто резал ей шею, то перетаскивала свой красный платок с одного плеча на другое….
Давайте-ка я провожу вас нах гауз [4]. Нездоровы вы или сердитесь? Вера крепко прижала ладонь к щеке, обращенной в сторону Огнева, и тотчас же резко отдернула ее.
Всё еще тяжело дыша и вздрагивая плечами. Вера повернулась к нему спиной, полминуты глядела на небо и сказала:. Речь Веры перешла в неясное бормотанье и вдруг оборвалась плачем. Девушка закрыла лицо платком, еще ниже нагнулась и горько заплакала. Иван Алексеич смущенно крякнул и, изумляясь, не зная, что говорить и делать, безнадежно поглядел вокруг себя. От непривычки к плачу и слезам у него у самого зачесались глаза. Голубушка, вы… вы больны? Или вас кто обидел? Вы скажите, быть может, я того… сумею помочь….
Когда он, пытаясь утешить ее, позволил себе осторожно отнять от ее лица руки, она улыбнулась ему сквозь слезы и проговорила:. Эти слова, простые и обыкновенные, были сказаны простым человеческим языком, но Огнев в сильном смущении отвернулся от Веры, поднялся и вслед за смущением почувствовал испуг.
Грусть, теплота и сентиментальное настроение, навеянные на него прощанием и наливкой, вдруг исчезли, уступив место резкому, неприятному чувству неловкости. Точно перевернулась в нем душа, он косился на Веру, и теперь она, после того как, объяснившись ему в любви, сбросила с себя неприступность, которая так красит женщину, казалась ему как будто ниже ростом, проще, темнее.
Вот задача-то! А она, когда самое главное и тяжелое наконец было сказано, дышала уже легко и свободно. Она тоже поднялась и, глядя прямо в лицо Ивана Алексеича, стала говорить быстро, неудержимо, горячо. Как человек, внезапно испуганный, не может потом вспомнить порядка, с каким чередовались звуки ошеломившей его катастрофы, так и Огнев не помнит слов и фраз Веры. Ему памятны только содержание ее речи, она сама и то ощущение, которое производила в нем ее речь.
Он помнит как будто придушенный, несколько сиплый от волнения голос и необыкновенную музыку и страстность в интонации. Плача, смеясь, сверкая слезинками на ресницах, она говорила ему, что с первых же дней знакомства он поразил ее своею оригинальностью, умом, добрыми, умными глазами, своими задачами и целями жизни, что она полюбила его страстно, безумно и глубоко; что когда, бывало, летом она входила из сада в дом и видела в передней его крылатку или слышала издали его голос, то сердце ее обливалось холодком, предчувствием счастья; его даже пустые шутки заставляли ее хохотать, в каждой цифре его тетрадок она видела что-то необыкновенно разумное и грандиозное, его суковатая палка представлялась ей прекрасней деревьев.
И лес, и туманные клочья, и черные канавы по бокам дороги, казалось, притихли, слушая ее, а в душе Огнева происходило что-то нехорошее и странное… Объясняясь в любви, Вера была пленительно хороша, говорила красиво и страстно, но он испытывал не наслаждение, не жизненную радость, как бы хотел, а только чувство сострадания к Вере, боль и сожаление, что из-за него страдает хороший человек.
Бог его знает, заговорил ли в нем книжный разум, или сказалась неодолимая привычка к объективности, которая так часто мешает людям жить, но только восторги и страдание Веры казались ему приторными, несерьезными, и в то же время чувство возмущалось в нем и шептало, что всё, что он видит и слышит теперь, с точки зрения природы и личного счастья, серьезнее всяких статистик, книг, истин… И он злился и винил себя, хотя и не понимал, в чем именно заключается вина его.
